Действующие лица:
Мартин Чиверел - | драматург, 50 лет |
Полина Фрэзер - | актриса, 45 лет |
Энн Сьюард - | актриса, 23 лет |
Дженни Вильерс - | актриса, жившая сто лет назад, 24 лет |
Джулиан Напье - | актер, живший сто лет назад, 30 лет
|
Отли - | распорядитель |
Человек в черном | |
Кеттл - | режиссер театра «Ройял» сто лет назад, 35 лет |
Сара - | Актриса этого театра, 30 лет |
Мистер Ладлоу - | Директор театра «Ройял» сто лет назад, 55 лет, |
| | |
| | а также Актеры и Актрисы, жившие сто лет назад, и чьи призраки не покидают Зеленой Комнаты. |
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они. –
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.
У. Шекспир.
Зеленая комната – старинное помещение в театре, где актеры проводят свое свободное время – это место торжеств, место отдыха и воспоминаний. На стенах – портреты выдающихся актеров прошлого, в шкафу, за стеклом – их вещи и костюмы.
Обстановка комнаты:
Старое кресло, шкаф, портреты на стенах, зеркало в нише, круглый столик, стулья вдоль стены, светильник и бра, на стене – радио.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Полный мрак.
Шум аплодисментов. На фонограмме – голос Полины.
Голос Полины: Итак, господа, я хотела сказать, что в вашем старом театре я вновь почувствовала, какая удивительная вещь – театр! Всегда он не то, что прежде, всегда при последнем издыхании, но каким-то образом каждый раз его очарование возвращается, и он обретает новую жизнь – может быть, просто потому что в нем есть и теплота, и человечность, и глупость, и красота, и мужество, как и в самом человеке… Он, безусловно, чудо. И это чудо разгорается не сразу.
В тусклом освещении видно, как в кресле сидит девушка, она прислушивается к словам Полины и листает какую-то книгу, затем оставляет книгу на столике и неслышно покидает комнату. За ней следит Человек в черном. Все это напоминает видение.
Все мы, кто влюблен в Театр, носим его угольки в своем сердце, и чтобы он занялся, нужно очень долго и самоотверженно трудиться, надо быть честным перед самим собою и перед своими товарищами. На это, может быть, уйдут долгие годы упорства и мудрости, для того, чтобы однажды, в один миг вспыхнуло яркое пламя Театра – жаркий костер, от которого оттаяли бы самые ледяные души! Самое главное, чтобы пламя это всегда оставалось чистым!.. Вот может быть еще поэтому он бесконечно близок нашему сердцу, вот почему мы так счастливы и горды, что служим Театру. Большое спасибо!
Взрыв аплодисментов.
Полный свет в Комнате.
Входят Полина и Чиверел, продолжая начатый разговор.
Чиверел: Третий акт?
Полина: Да, Мартин, третий акт. После сегодняшней утренней репетиции мы не можем так продолжать. Мы все ненавидим этот третий акт.
Чиверел (сухо): Не поздновато ли вы это заметили? В понедельник у нас премьера.
Полина: Да, но поскольку это ты… и потом, нам ведь и раньше случалось вносить изменения в последнюю минуту… Так что еще есть время…
Чиверел (мягко): Время для чего?
Полина: Для того, чтобы написать и отрепетировать другой финал – не такой циничный и горький и… и не такой безнадежный. В конце пьесы между людьми не остается ни проблеска взаимопонимания… Каждый бормочет что-то, будто запертый в стеклянном шкафу…
Чиверел: Кстати, пьеса и называется «Стеклянная дверь»…
Полина: С таким же успехом ее можно было назвать «Стеклянный гроб»! дело не только в том, что пьеса провалится или причинит людям боль, такой конец – неправда. И это совсем не ты, Мартин.
Чиверел: Вот тут ты ошибаешься. Это именно я. Ты недовольна тем, что в конце пьесы между моими персонажами исчезает взаимопонимание? Но ведь так оно и в жизни, детка! Никакого взаимопонимания, разобщенность. Все бормочут и кривляются за стеклянными дверьми.
Полина: Нет, в жизни все иначе.
Чиверел (продолжая): Я хочу, чтобы зрителей пробрала дрожь, чтоб им стало страшно за самих себя, чтобы они потеряли сон и хоть один раз в виде исключения задумались, прежде чем опять начать жечь и взрывать друг друга…
Полина: А они вполне могут взяться за старое, если жизнь такова и только такова…
Чиверел: Хорошо. (Рисуется). Но этот безнадежный финал, который ты так ненавидишь, - это мой прощальный дар нашему уютному, раскрашенному дому терпимости, Театру – милому, теплому, глупому, славному Театру с его вечным очарованием, о котором ты рассказывала мэру и муниципалитету.
Полина (вскакивая): Перестань издеваться. Это не фраза. Я говорила то, что думала.
Чиверел: А я говорю то, что я думаю. Надеюсь, я могу себе это позволить? Открою тебе секрет, Полина. Примерно через час сюда должен звонить из Лондона Джордж, чтобы предложить мне совместное владение и руководство тремя лучшими театрами Уэст-Энда…
Полина: Ты же всегда об этом мечтал.
Чиверел: Мечтал когда-то. Но это пришло слишком поздно. Когда нет ни идеала, ни подлинного взаимопонимания, ни…
Полина: Да провались оно, твое взаимопонимание! Ты же не откажешься от предложения?
Чиверел: Вот именно откажусь. С этим покончено.
Полина: Мартин, я не верю.
Чиверел: Это правда. Я по-прежнему буду писать, может быть, киносценарии – время от времени, ради денег, - но для Театра больше писать не буду. Театр, каким мы его знаем, долго не просуществует. Прежнее волшебство потеряло силу. Да, я знаю, я слышал твои последние слова: он всегда при последнем издыхании. Но не забывай, что даже самые упрямые больные в конце концов поворачиваются лицом к стене. И, по-моему, сейчас в жизни Театра как раз такой момент.
Полина: И тебя это нисколько не волнует!
Чиверел: Волнует в какой-то мере, но не слишком. Я сделал почти все, что хотел сделать…
Полина: Ты не сделал главного! Того, что должен был сделать.
Чиверел: Что же именно?
Полина: Бежать из своей внутренней тюрьмы. Разбить стеклянную дверь, которую ты соорудил для себя.
Чиверел: Этого не в силах сделать никто из нас.
Полина: Откуда тебе знать? Ты еще даже самого себя не знаешь! Ты вообразил, что у тебя все уже в прошлом и ждать больше нечего, поэтому от всего тебя воротит. И ты изобретаешь сложные теории, чтобы объяснить это. Разобщенность! Стеклянные двери!
Чиверел: Ну и как же я могу измениться?
Полина: Я не знаю. Если бы это пришло откуда-то изнутри, из глубины… Но я не думаю, что это придет вообще. А ведь где-то внутри тебя живет совсем молодой, сбитый с толку и разочарованный человек… и одинокий, потому что он заперт там один. Я поняла это десять лет назад, когда нам казалось, что мы влюблены в друг друга. И я старалась добраться до него, но не смогла. И оттого все пошло вкривь и вкось. Ах, проклятье!
Чиверел: Прекрасная теория, моя дорогая.
Полина: Это безнадежно. До того, другого Мартина Чиверела, который заперт там… один, можно добраться только чудом.
Чиверел: А чудес не бывает.
Полина: Я не осуждаю тебя. И я не стану больше ничего говорить. Ты не изменишь этот безнадежный страшный третий акт. Ты уйдешь из Театра…
Чиверел: Который все равно умирает.
Полина (вспыхнув): Конечно, он умрет, если такие люди, как ты, покидают его. (прежним тоном). Но сейчас я думаю о тебе: вот ты перестал писать по-настоящему – просто убиваешь время, становишься черствым… и жалким.
Заглядывает Отли.
Отли: Простите, мистер Чиверел. Мы здорово застряли на этой сцене с телефоном из первого акта. У Бернарда появилась идея сделать купюру. Может, вы спуститесь на минутку и посмотрите?
Чиверел: Прости, Полина. Не надо так расстраиваться. Скоро твой выход.
Чиверел и Отли уходят. Несколько секунд Полина одна. Вдруг в комнату врывается девушка. Отли следует за ней, полный негодования.
Энн: Ах! Его здесь нет.
Отли: Теперь вы видите, что все ни к чему! Постыдились бы! Что бы с нами было, если бы все начала так врываться?
Энн: Да плевать я хотела! Дело в том, что я не «все». Я актриса, и я должна видеть мистера Чиверела!
Отли: В таком случае вы выбрали неудачный способ. Прошу прощения, мисс Фрэзер. Я пытался остановить ее, но…
Энн: Ах! Вы – Полина Фрэзер, это правда?
Полина: Да, а вы?
Энн: О, вы никогда обо мне не слыхали. Меня зовут Энн Сьюард.
Отли: Послушайте, мисс Сьюард…
Полина: Ничего. У меня есть еще несколько минут, и я могу поговорить с мисс Сьюард.
Отли: Пожалуйста, мисс Фрэзер. (Уходит).
Энн: Вы не серди`тесь, я должна была сюда попасть. Понимаете, что произошло: я работаю в Уонли, в репертуарном театре, это миль тридцать отсюда, и когда я узнала, что мистер Чиверел показывает здесь свою новую пьесу, я поняла, что мне просто необходимо с ним встретиться. Я вообще-то не такая, то есть я не всегда вот так нахально вламываюсь.
Полина: У вас все еще впереди. Вы такая молодая.
Энн (печально): Мне двадцать три года.
Полина: Ну, это не так уж много.
Энн (с восхищением): Вы великая актриса. Я видела вас в пьесе Мартина Чиверела «Блуждающий огонь».
Полина: Чудная пьеса!
Энн: Я смотрела три раза. Вы удивительно играли. Только… вы не рассердитесь, если я скажу одну вещь?
Полина: Все может быть. Но давайте рискнем.
Энн: Вот в конце второго акта, когда вы узнаете, что он вернулся и ждет вас, - тут, по-моему, вы должны были бы все выронить, что у вас в руках, как будто обо всем забыли, и потом выйти прямо в сад. Вы на меня не сердитесь?
Полина: Не, что вы! Собственно, я и сама хотела сделать что-то в этом роде, но наш режиссер мне не позволил. Знаете… мне кажется, что вы настоящая актриса…
Энн: Вы так думаете? Я знаю, что я актриса. Конечно, в провинциальном театр это безнадежно, а в Уонли и подавно. Я могла бы играть в тысячу раз лучше, если бы мне только удалось получить роль. Особенно в пьесе Чиверела. Пожалуйста, мисс Фрэзер, я не хочу недоедать, но я просто должна его видеть. Где он?
Полина: Он сейчас внизу, на сцене, но скоро вернутся сюда.
Энн: Я его не потревожу. Только попрошу его посмотреть меня.
Полина: Хотите сигарету?
Энн: Не, спасибо. Какая чудесная комната! Это и есть их знаменитая Зеленая комната, о которой столько говорят?
Полина: Да. И им, в-общем, удалось сохранить ее такою, какой она была когда-то.
Энн: Так жалко, что теперь у нас нет Зеленых комнат!
Полина: Многие боятся сюда заходить из-за привидений.
Энн: Еще бы, здесь их наверняка полным-полно, они только и ждут, как бы показаться и шепнуть вам в ухо…
Полина: Ах, перестаньте!
Энн (шепотом): А вам не хочется посидеть тут поздно вечером и покараулить?
Полина: Боже избави! Я бы умерла от страха.
Энн (рассматривая портреты): Наверное, все они здесь когда-то играли – я думаю, в те времена этот театр был покрасивее, чем теперь. Вот Эдмунд Мин – сразу видно, что хороший актер, правда? Элен Фосит – симпатичная. Мэтьюс-старший… Мисс Дженни Вильерс в роли Виолы. Акварель. Дженни Вильерс. Красивое имя. Я никогда о ней не слыхала, но имя почему-то мне кажется знакомым. Могу поспорить, что ей тоже пришлось надоедать людям, прежде чем ее согласились посмотреть… Ой, что это?
Полина: Что такое? Что там? Я ничего не видела.
Энн: Я вдруг почувствовала легкое дуновение, очень холодное, и, потом кто-то или что-то – проскочило мимо меня. Ай! (уставилась на пол).
Полина (вскакивая): Что? Что там?
Энн указывает на перчатку.
Энн: Ее тут не было, мисс Фрэзер. Клянусь. Я бы заметила.
Полина: Это от старого костюма. (Указывает на шкаф).Она могла выпасть отсюда.
Энн: Наверное. Только она не выпала. Ой!
Полина: Перестаньте визжать. Что там еще?
Энн: Дверца шкафа. Видите, она закрыта. Как могла перчатка…
Полина: Дверца могла внезапно распахнуться, а потом снова захлопнуться. Так часто бывает.
Энн: Да, наверное. Только немного странно, что перчатка так себя ведет, правда?
Полина: Ничего странного. Положите ее на место.
Энн (направляясь к шкафу): Это она сделала. Эта самая Дженни.
Полина: Какой вздор! Сейчас вернется мистер Чиверел, я поговорю с ним о вас, а вам пока лучше подождать за дверью.
Энн уходит. Вбегает Отли.
Отли: Мисс Фрэзер, на сцену!
Полина уходит. Появляется Чиверел. Энн бежит за ним.
Энн: я актриса, мистер Чиверел. Меня зовут Энн Сьюард.
Чиверел (не глядя на нее): Вы не имели права входить сюда. Прошу вас уйти.
Энн: Я играла во многих ваших пьесах… и я люблю их.
Чиверел: Но тем не менее я занят и не желаю вас видеть.
Энн: И даже взглянуть на меня не желаете?
Чиверел: Нет! Прошу вас немедленно уйти.
Энн (незаметно вытаскивает из шкафа перчатку и бросает на пол): Вы пожалеете, что сказали это, и очень скоро. Смотрите, перчатка опять на полу. Даже привидения за меня. Берегитесь!
Энн уходит.
Чиверел: Отли!
Входит Отли.
Отли! Пригласите пожалуйста доктора Кейва. Я плохо себя чувствую.
Отли: Доктора нет в театре.
Чиверел: Но что же делать?
Отли: Он велел передать, чтобы вы приняли эти таблетки, когда почувствуете недомогание.
Чиверел: Сколько?
Отли: Две таблетки. И еще доктор Кейв сказал, чтобы вы не тревожились, если в течение получаса у вас будут какие-нибудь странные ощущения, сидите и отдыхайте.
Чиверел: Благодарю.
Отли: Может, принести вам какую-нибудь книгу?
Чиверел: Не стоит.
Отли: Ну, как скажете.
Уходит, туша свет.
Позади Чиверела остается светильник и бра с тремя лампочками на стене, недалеко от кресла, в котором он сидит.
Чиверел принимает таблетки.
Чиверел: Странная комната. В темноте она кажется вдвое больше… Как шумит в ушах. Тело, кажется, налилось свинцом. Это все из-за проклятого Театра – он отнимает силы, взамен не принося радости. Нет! Пора с этим кончать. После премьеры уеду куда-нибудь в уединенное местечко, где никто меня не найдет. Пора позаботиться и о себе.
Хочет положить лекарство на столик, замечает книгу.
А это здесь откуда? Проделки мистера Отли? Непохоже. Ну что ж, откроем тебя, таинственная книга!.. И, конечно же, цитаты из Бессмертного Барда… (читает):
«Готовься к смерти, а тогда и смерть
и жизнь – что б ни было – приятней будет».
Готовься к смерти? Странная мысль, правда? Что дальше? (читает):
«Когда на суд безмолвных тайных дум
Я вызываю голоса былого…»
А вот еще…
«У вашей двери
Шалаш я сплел бы, чтобы из него
Взывать к возлюбленной…»
«Двенадцатая ночь». Виола. Смотрит надпись на титульном листе книги, забывается и принимает еще две таблетки). «Дженни Вильерс. Дань уважения и памяти. Умерла 15 ноября 1846 года в возрасте двадцати четырех лет». (Задумчиво): «Готовься к смерти, а тогда и смерть
И жизнь – что б ни было – приятней будет…»
Черт возьми! Руки трясутся! Это все из-за лекарства. Странное ощущение, словно плывешь… Дженни Вильерс…
В узкой полоске света к Чиверелу приближается Человек в черном. Он движется к двери, но вдруг оборачивается и спрашивает Чиверела.
Человек в черном: Вас интересует Дженни Вильерс? История ее очень простая. Дженни приехала сюда из Норфолка и стала играть главные роли в театре Ладлоу. Влюбилась в первого любовника Джулиана Напье, но тот внезапно оставил труппу ради ангажемента в Лондон. Она заболела и умерла. Напье ненадолго пережил ее. Он уехал в Нью-Йорк, запил и покончил с собой.
Чиверел: Кажется, я что-то слышал об этом…
Человек в черном: Слышал?..
Смеется, направляется к выходу, внезапно оборачивается и делает какой-то жест, по которому, как по команде, все в комнате меняется, раздаются голоса. Человек в черном уходит.
Голос Сары: Мистер Ладлоу хочет, чтобы все собрались в Зеленой комнате.
Входят люди. Это призраки актеров театра «Ройял»,
живших сто лет назад.
Напье: Надеюсь, это будет не слишком долго. Через полчаса у меня назначена встреча с двумя джентльменами в «Белом Олене».
Ладлоу: Всему свое время, мистер Напье. Уж будьте уверены, что я не стал бы собирать труппу в этот час, если бы к тому не было серьезных оснований.
Напье: Надо полагать. Но я должен быть в «Белом Олене» к назначенному времени.
Актер: А это что, важные птицы?
Напье: Один из них баронет. Он на днях брал ложу. А где мисс Винсент?
Актер: Я ее не вижу.
Напье: Послушайте, однако же, что такое случилось?
Ладлоу: Всё в свое время.
Сара: А я видела мисс Винсент и мистера Кеттла как раз перед тем, как все поднялись сюда.
Ладлоу: Вы ошибаетесь.
Сара: Если так, что кто же это был? Мне тоже показалось, что это не мисс Винсент.
Входит мистер Кеттл.
Кеттл: Леди и джентльмены! Мисс Винсент покинула нас. Покинула самым бесчестным и вероломным образом. Я не стану говорить о неблагодарности…
Ладлоу: А я стану! Неблагодарная тварь! Мало я и вы, мистер Кеттл, сделали для нее!
Кеттл: Черное предательство!
Напье: Короче говоря, она ушла. И без нее мы, разумеется, не можем ставить «Потерпевшего кораблекрушение». А как же с «Двенадцатой ночью», о которой тоже повсюду объявлено? Теперь у нас нет Виолы.
Кеттл: «Двенадцатую ночь» можно отложить на две-три недели…
Напье (презрительно): А вы тем временем подыщите нам новую Виолу?
Кеттл: У нас есть новая Виола! А также леди Тизл, Розалинда и Офелия. Сегодня она приехала сюда по моему приглашению из Норфолка. Леди и джентльмены! Имею честь представить вам нашу новую героиню мисс Дженни Вильерс…
Входит Дженни, делает реверанс. Все аплодируют. И тут она роняет кошелек. Кеттл хочет поднять его, но Напье опережает его.
Напье: Вы уронили, мисс Вильерс.
Дженни: Благодарю вас.
Напье: Я ваш новый партнер – Джулиан Напье.
Всё смолкает и пропадает во мраке. Дольше других видно Дженни и Джулиана, смотрящих друг на друга.
Кресло Чиверела освещается. Рядом с ним – Человек в черном.
Чиверел: Вот, значит, как это началось. Ну да, разумеется, так оно и должно было начаться.
Человек в черном: Почему вы так думаете?
Чиверел: Потому что я вспомнил. Я как раз думал о ней на днях.
Человек в черном: О ком?
Чиверел: О Дженни Вильерс. Я искал какую-то фамилию в справочнике «Кто есть кто в театре» и случайно увидел ее фамилию.
Человек в черном: Я знаю. Там указывается дата смерти и возраст каждого умершего.
Чиверел: Вот-вот. И это повторение слов «умер», «умерла» после каждого имени звучит, точно похоронный звон…
Человек в черном: Итак, вам случайно попалось на глаза ее имя.
Чиверел (кивнул): Да, и я подумал – видно, она добилась какого-то успеха, несмотря на свою молодость, если ее включили в эту книгу. И все же ей было только двадцать четыре года, когда она умерла. Все у нее шло хорошо… наконец успех… а потом погасла, как свеча… Дженни Вильерс. Прелестное имя. Наверное, не настоящее.
Человек в черном: Почему вы так решили?
Чиверел: Слишком уж красивое для настоящего. Я пытался представить себе эту девушку на ее коротком пути, освещенном огнями масляных фонарей рампы. Я был очарован… и странно растроган – словно…
Человек в черном: Словно что, мистер Чиверел?
Чиверел: Нет, не будем фантазировать. Но я думал о ней, почти уже начал видеть ее. Мне кажется, я вижу ее сейчас – уставшую, измученную репетициями… я вижу ее.
Освещение переходит на другую часть комнаты, где Дженни и Сара репетируют «Двенадцатую ночь».
Слышен шум дождя.
Кресло Чиверела едва различимо во мраке.
Дженни: Я понял вас: вы чересчур надменны…
О будь вы даже ведьмой, вы красивы.
Мой господин вас любит. Как он любит!
Будь вы красивей всех красавиц мира,
Такой любви не наградить нельзя!
Сара (зевая): А как меня он любит?
Дженни: Беспредельно.
Напоминают гром его стенанья…
Нет, неправильно.
Сара: По-моему, звучит, как должно, дорогая.
Дженни: Нет, неправильно. Теперь я вспомнила:
Беспредельно.
Напоминают гром его стенанья,
Вздох опаляет пламенем, а слезы
Подобны плодоносному дождю.
(Ждет реплики, ее нет).
Сара! Ну же!
Сара: Ты знаешь, который теперь час? Скоро два.
Дженни: Ну и что из того? Нет-нет, прости, Сара, милая. Я знаю, что ты устала. Но я должна повторить это еще раз. Ну пожалуйста…
Сара: «Он знает, что его я не люблю», и так далее и так далее, «И это он понять давно бы должен». (Зевает).
Дженни: Люби я вас, как любит мой властитель,
С таким несокрушимым постоянством,
Мне был бы непонятен ваш отказ.
И в нем я не нашел бы смысла.
Сара: Да?
А что б вы сделали?
Дженни: У вашей двери
Шалаш я сплел бы, чтобы из него
Взывать к возлюбленной…
(Замолчала и нахмурилась).
Чиверел: Нет, не совсем так, родная моя.
Дженни (будто услышав): Да! Неправильно.
У вашей двери
Шалаш я сплел бы, чтобы из него
Взывать к возлюбленной; слагал бы песни
О верной и отвергнутой любви
И распевал бы их в глухую полночь;
Кричал бы ваше имя, чтобы эхо
«Оливия!» холмам передавало:
Вы не нашли бы на земле покоя,
Пока не сжалились бы».
Сара (сварливо): Это надо мной пора бы сжалиться.
Продержала до такого часа!
Дженни: Времени так мало!
Сара: Видно, вы с Джулианом все миловались, а не репетировали.
Дженни: Сара!
Сара: Да все про вас знают.
Дженни: Нет, Сара, не надо… пожалуйста, помолчи. Я начну снова – времени так мало…
Ее голос звучит издалека.
Вы не нашли бы на земле покоя,
Пока не сжалились бы…
Свет в окне гаснет.
Входят Кеттл и Человек в черном.
Кеттл (диктует): «Вслед за блестящим и неподражаемым дебютом мисс Вильерс и…»
Человек в черном: «И по особой просьбе многих достойнейших наших покровителей искусств».
Кеттл: Совершенно верно. Запишите. Теперь дальше… «Мистер Кеттл – новый директор театра «Ройял» - объявляет, что в пятницу, девятого, большой бенефис мисс Вильерс! Бенефициантка явится перед публикой в одной из своих любимых ролей – в роли Виолы в «Двенадцатой ночи», вместе с мистером Джулианом Напье в роли Герцога».
Человек в черном: Цены повышенные?
Кеттл: «По окончании большого представления мистер Кеттл имеет честь пригласить всю труппу в гостиницу «Белый Олень» на ужин. Вот вам и отличная колонка для «Бартоншир Кроникл». А теперь… (Чиверелу): Теперь за работу.
Все исчезает. Человек в черном подходит к Чиверелу.
Человек в черном: Это был самый счастливый день в ее жизни. О, она была восхитительна в свой единственный бенефис. Как она играла! Вы бы посмотрели!
Чиверел: А вы видели?
Человек в черном не отвечая, уходит. Около зеркала сидит Дженни.
Джулиан подходит к ней с букетом роз.
Дженни: Джулиан, милый, спасибо теле. Я мечтала об этом.
Напье: Я люблю тебя…
Дженни (серьезно)